— Кто эти люди? — максимально упростил я вопрос.

— Джансух и Кудж, — наконец ответил трактирщик. — Племянники достойнейшего Хаджарата.

Всё ясно — племянники ах какого человека. Местная золотая молодёжь решила познакомиться с девушками, а горские обычаи за последнюю тысячу лет не сильно-то изменились. Женщина могла рассчитывать на какое-то уважение, только если за ней стояли достаточно уважаемые родственники. Приезжие, у которых не было братьев и дядьёв, готовых зарезать за оскорбление, по определению воспринимались как проститутки, с которыми вежливость была не обязательной.

— Дорогая, — обратился я к Ленке, — если ты закончила с этими молодыми людьми, позволь мне проводить их к выходу.

Я по очереди поднял их за шкирку и выкинул из трактира.

— Вы уже пообедали? — спросил я Ленку.

— Нет, — ответила Ленка, — мы только спустились на обед, и тут эти…

— Эй, почтенный, — обратился я к трактирщику, — где же наш обед?

Расставляя у нас на столе тарелки с шашлыком, абыстой и чуреками, трактирщик негромко сказал мне: «Хаджарат очень уважаемый человек. Очень плохой».

Достойнейший Хаджарат был в бешенстве. Впрочем, Хаджарат ещё в подростковом возрасте понял важную мысль: если хочешь управлять другими — научись сначала управлять собой. Крик, ругань, размахивание кулаками — это признак слабости. Тому, кто в гневе кричит, как сварливая женщина, уважения не заслужить никогда. Поэтому с племянниками, которые стояли перед ним, повесив головы, он разговаривал спокойно, никак не выдавая свои чувства. Племянники, однако, спокойствием дяди не обманывались.

— Двух мужчин, воинов, избила девка. Я бы этому не поверил, если бы это не видело своими глазами столько уважаемых людей. И что вы думаете делать сейчас?

— Соберём родственников, — ответил Джансух, подняв глаза. — У них всего трое парней, мы с ними легко справимся.

Кудж, который в этой паре был умным, мудро помалкивал.

— Ты дурак, — спокойно ответил дядя. — Как у моей сестры, достойной и умной женщины, мог родиться такой тупой ишак? Ответь мне, Джансух.

Джансух молчал, опустив глаза.

— Сегодня вы опозорились перед всей Нитикой. Ты хочешь опозорить нашу семью перед всей Апсны [36] ? Чтобы вся Апсны со смехом вспоминала, как наша семья собирала силы, чтобы отомстить девке, избившей наших мужчин?

Племянники чувствовали себя совсем неуютно и готовы были провалиться сквозь землю.

— И кроме того, для нас самих это может плохо кончиться, — продолжал Хаджарат. — Если урысы придут за них мстить, будет много крови. Нам этого не простят.

Хаджарат надолго замолчал, рассматривая племянников. Наконец Кудж не выдержал:

— Дядя, но что-то же надо делать. Нельзя же это просто так оставить.

— Надо, — согласился дядя, — но что-то делать надо по-умному. А не как баран, который только и умеет, что колотить лбом стену. Как ты, Джансух.

Хаджарат бросил сердитый взгляд на Джансуха и тот немедленно потупился.

— Девки-то красивые? — спросил дядя.

— Девки отличные. Молодые, наверняка ещё нетронутые, — наперебой заговорили племянники.

— Вот! Десять красивых девок. А если ещё и нетронутые, то наш покупатель скупиться не будет.

Джигиты посмотрели друг на друга и заухмылялись.

— Вы зубы-то не скальте, вам там ничего не обломится, не заслужили, — строго сказал дядя, и племянники снова затуманились.

— В общем, так, — продолжал Хаджарат. — Они взяли проводника до пещеры трёх шайтанов. Я вам дам ещё двух парней, перехватите их рядом с пещерой, есть там пара подходящих мест. Парней убейте, с ними слишком много возни. С одними девками вы справитесь, вчетвером-то, и с оружием. Через Мкана их потом и переправим, как обычно. Девок сразу ведите на наше место встречи, я передам Мкану, чтобы он прислал людей их забрать.

Хаджарат строго посмотрел на Джансуха.

— И запомни, Джансух, если ты опять на какую-нибудь девку залезешь, то я тебя евнухом сделаю. И это не шутка.

— Дядя, но хотя бы ту самую можно? — обиженно воскликнул Джансух. — За оскорбление?

— Ну ладно, но только её, и чтоб товарный вид не попортили.

Племянники радостно закивали, ухмыляясь.

Глава 20

Я не люблю горы. Слишком дикая у них красота, слишком остро там чувствуешь, насколько ничтожен человек и как суров мир за пределами привычного уютного окружения. Легко рассуждать о том, что человек есть царь природы, сидя в мягком кресле и рассматривая фотографии в журнале «Вокруг света». Но стоит увидеть горы своими глазами — равнодушные вершины, всегда укрытые облаками, склоны, на которых не могут прижиться даже лишайники, вечный лёд, чуждый всему живому, — и ты начинаешь осознавать свой истинный масштаб. И когда кто-то заявляет, что он покорил вершину, для меня это звучит смешно и жалко — как если бы таракан объявил, что он покорил холодильник.

К счастью, нам не нужно было ничего покорять — к пещере вела хорошая тропа. Ну, для гор хорошая, то есть по ней мог пройти осёл. Проводником у нас был неулыбчивый горец по имени Едги. Когда мы встретились утром, он выглядел мрачно.

— Слушай, урыс, — сказал он мне, глядя в сторону, — до самой пещеры я вас не поведу. Доведу до развилки, а там вы сами доберётесь часа за четыре.

— Как-то нехорошо, аюза, — покачал головой я, — договор надо соблюдать.

— Вы с Хаджаратом поссорились, — неохотно объяснил он. — Не хочу в ваши разборки влезать. Мне твои деньги нужны, а то бы вообще не пошёл.

— А почему до развилки ведёшь, а дальше нет?

— До развилки несколько троп. А дальше к пещере только одна дорога.

— Думаешь, нас там ждать будут?

— Не знаю. Не хочу знать. Не моё это дело, сами разбирайтесь.

— А если доплатим? — спросил я.

— За деньги жизнь не купишь, — криво усмехнулся Едги. — Я веду до развилки. Дальше сами дойдёте, там уже не заблудитесь.

Искать другого проводника было поздно, да и вряд ли нам удалось бы кого-то найти. Весь городок уже знал про вчерашнюю ссору, и никто не горел желанием связываться с Хаджаратом и его племянниками.

— Хорошо, — согласился я, — я не против изменить наш договор. Ты ведёшь только до развилки, но взамен ты расскажешь мне всё, что ты знаешь про Хаджарата. Сколько у него людей? Кто нас будет ждать? В общем, всё, что про него знаешь.

Едги заколебался, отводя глаза.

— Хаджарата можешь не опасаться, — надавил я. — Если он решит на нас напасть, ему уже будет не до тебя.

Едги скептически на меня посмотрел, а я открыто улыбнулся ему в ответ.

— Если он нападёт, это будет последняя глупость в его жизни, поверь. В любом случае, всё, что ты мне скажешь, останется между нами.

— На него семь джигитов работают, — наконец решился он. — Ещё его племянники.

— То есть вместе с ним получается, что нас могут десять человек ждать, так?

— Нет, его людей сейчас в городе нет, только двое осталось.

— То есть в засаде будет самое большое пятеро, — прикинул я. — И то, если сам Хаджарат пойдёт. А чем Хаджарат вообще занимается?

— Он мне не докладывает, — пожал плечами Едги. — Вроде товары через границу возит. И ещё шептались, что он временами людей на юг продаёт.

— Контрабандист и работорговец. Понятно. Ещё что-нибудь можешь сказать?

— Ещё те, кто с ним ссорится, вскоре куда-то пропадают.

— Не наш случай, — покачал головой я. — Ну ладно, с Хаджаратом всё ясно. Ты сказал, что до развилки ведёт несколько троп. Перечисли их.

— Есть южная тропа, длинная, но лёгкая. В основном по ней ходят. Есть вдоль речки тропа, тоже длинная и лёгкая, но там кабанов много, и медведи часто встречаются. Но сейчас кабан мирный, и у медведя еды хватает, так что можно и там идти. Если девки у тебя смелые. И ещё есть тропа кривого Шармата, через перевал. Короткая, но сложная, ишак с трудом пройдёт.

— Нас как хотел вести?